Досье №НК-924.175.22.881-4

Субъект: Наумов, Никита Романович
Приоритет: Омега-экстра
Возраст: 14 лет
Локация: Тихореченск, Рубежская республика
Куратор: №LX-6.044-Α “Ликтея”

Основные параметры:

Повышенная эмпатия.
████████████████████████████.
████████████████████████████.
████████████████████████████.

Примечания:

████████████████████████████.
████████████████████████████.
████████████████████████████.
████████████████████████████.

Чрезвычайный риск каскадного срыва.
Инициирован особый протокол.

***

Всё началось именно в тот день. Жаркий, пахнущий нагретой листвой, наполненный ленивым ожиданием каникул.

День, когда привычная жизнь Никиты дала трещину.

День, когда в класс привели Тольку.

***

До этого всё шло как обычно. Да и что может случиться в июне, когда привычная школьная жизнь замирает, и даже сами учителя иногда прогуливают, резко начиная «болеть»?

Математика, география, латынь… Годовая программа позади, экзамены тоже. Остались лишь скучные повторения да беседы ни о чём.

Тоскливо вздыхая, Никита глядел в распахнутое настежь окно, где знойно дрожал прогретый солнцем воздух. Тёплый ветерок занёс в класс тополиную пушинку, смешно плясавшую под потолком. Где-то в парке гавкнул пёс, в ответ с улицы Гаранина басовито гуднул грузовик.

Прозвенел звонок, но Никита не шелохнулся. А что прикажете делать — шататься в полупустом школьном дворе? Повезло им, конечно, с ответственной Мартой Алексеевной. Ребята из других классов уже плещутся в Сиротке, а ты сиди за партой и плавься, словно кубик льда в горячем чае.

Вспомнив речку, Никита мысленно застонал и уронил голову на скрещённые руки. Слава богу, оставался последний урок, а затем — сразу домой. Принять душ, схватить томик Жюля Верна (или ещё раз перечитать «Властелин Темноморья»?), дождаться вечера и — на пустырь, к Маруське и ребятам.

А после, вернувшись, прошмыгнуть мимо окон папиного кабинета к старому клёну, где среди веток сколочен любимый шалаш с маминым приёмником на окошке и купленным прошлым летом телескопом.

Новый звонок прервал мысли, в класс начали возвращаться ребята. Маринка, Серёжка, Луций Гордеев по кличке «Лучик». Подойдя к соседней парте, плюхнулся на стул добродушный Вася Пономарёв, прозванный за округлость «Шариком». Рядом с Никитой никто не сидел: соседка по парте Сабина ещё месяц назад укатила в унийский Регий.

Живут же люди!

И Никита снова тягостно вздохнул.

***

— Здравствуйте, дети.

Новая классная руководительница Марта Алексеевна, привычно собранная и строгая, опустилась за стол, открыв журнал на нужной странице. Зачёсанные в пучок волосы и юбка-карандаш резко контрастировали с модными очками и выразительными голубыми глазами, где читались доброта и лёгкая тревога за всё на свете.

За показную строгость её прозвали просто: «Классручка». И хотя чрезмерная добросовестность Марты Алексеевны бесила, весь класс помнил, как часто она навещала Лучика в больнице, куда он загремел весной с воспалением лёгких.

Отметив что-то в журнале, Марта Алексеевна побарабанила по столу.

— Итак, начинаем урок «Патриотических бесед». На прошлом занятии мы обсуждали новейшую историю нашей страны, дома я просила повторить. Наумов, к доске.

Услышав свою фамилию, Никита вздрогнул. Да чтоб вас!

Неохотно поднявшись, он потащился к доске, зацепив ногой портфель. Не готовился? Не готовился. Вот и получай заслуженный трояк, да ещё перед самыми каникулами.

Тоска зелёная эти беседы. Выученные, вызубренные, ничего не значащие слова. Одни — в учебнике, другие — в телевизоре.

А лето проходит! Потому и занимался Никита вместо скучной нудятины настоящими вещами:

Запускать у реки змея — раз.

Играть на пустыре в экспедицию капитана Деверо — два.

Резаться онлайн в “Рыцари света” — три.

А можно остаться дома, включить музыку и рисовать, вдохновляясь красивым постером “Последнего Хранителя звёзд”.

— Наумов, ну что ты плетёшься? — нетерпеливо вопросила Марта Алексеевна. — Живее!

Подойдя к доске, Никита уныло повернулся к классу. На него почти и не смотрели: Лучик рисовал в тетрадке, “Шарик” Вася прилаживал к ручке линейку на манер самолёта. Даже Марта Алексеевна, казалось, еле сдерживалась, чтобы не зевнуть.

– Рубежье… – протянул он, разглядывая потрескавшуюся на потолке штукатурку. – Рубежье возникло после распада Рабочих Республик…

Кажется, так? Вроде так.

К северу теперь Пролив, за ним – Готландия, а к западу от Тихореченска проходит граница с Республикой Дальний Край. Впрочем, это ерунда. География сейчас не поможет.

— Та-ак. — Марта Алексеевна насмешливо прищурилась. — Начал хорошо, продолжай.

— Рубежье… — тоскливо затянул Никита. — Рубежье…

Треснувшая штукатурка. Стёртый мел на доске. Духота и скука.

Вот Ме’эдрас, столица тёмных эльфов – это да. Высокие обсидиановые башни, таинственные, залитые фиолетовым светом залы.

Или кардинал Спада и остров Монте-Кристо. Голые скалы, шум прибоя. Тёмные гроты, доверху наполненные сокровищами…

А это…

Пыльные страницы учебника, заезженные цитаты Генерального Министра… и, похоже, двойка.

Покачав головой, Марта Алексеевна безжалостно занесла над журналом ручку. Никита окончательно упал духом. Достанется сегодня от папы…

— Марта Алексеевна, разрешите?

В класс вошла строгая, прямая как палка директор Лидия Сергеевна. Следом, вместе с психологом Гердой Альбертовной, шёл насупившийся, вечно хмурый Толька Рыжов. Забыв об отметке, Марта Алексеевна вскочила. Никита внутренне торжествовал.

— Проходи, Толя, не стесняйся, — с деланной заботой обратилась к Тольке директор. — Марта Алексеевна, голубушка, у меня к вам маленькая просьба.

— Да, да? — Классручка была само внимание.

— Толя хотел бы поделиться с ребятами своей историей, — Лидия Сергеевна сухо улыбнулась. — Мне кажется, это будет небезынтересно.

— Конечно, если он хочет… — Классручка растерялась. Впрочем, как и весь класс.

С чего это Толька решил излить душу? Может, потому, что с ним никто не общается? После того как он по приезду двух девятиклассников в драке уложил?

— Ты точно не против? — осторожно уточнила Марта Алексеевна.

Мрачно икнув, Толька нервно затеребил край футболки. Его соломенные волосы и веснушчатое лицо резко контрастировали с озлобленными, затравленными глазами.

— Я попросила Толю об одолжении, и он великодушно согласился, — ответила за него Лидия Сергеевна. — Дело в том, что обстановка… вы же понимаете.

Вспомнились последние выпуски новостей. Что-то про захватившую Пролив Готландию, стягивающую войска к границе с Рубежьем.

Никите стало противно. Толька из Пролива, вот его и притащили. Словно он экспонат, а не живой человек.

— В общем, голубушка, я вас покидаю, — прервала молчание директор. — Герда Альбертовна, будьте любезны поприсутствовать.

Царственно кивнув, Лидия Сергеевна удалилась. Выбежав в коридор, Марта Алексеевна тут же вернулась, протягивая Тольке запотевший пластиковый стаканчик из кулера:

— Попей.

Жадно осушив стаканчик, Толька с хрустом смял его в кулаке. Задумчиво постоял, словно решаясь. Потом молча швырнул комок в мусорное ведро.

— Что говорить-то?

— Что захочешь, — решительно ответила Классручка. — Принуждать тебя никто не станет.

Толька замялся, словно борясь с собой. Почесал затылок, облизнул пересохшие губы. Провёл ладонью по лицу.

Взгляд его блуждал по классу, но нигде не задерживался. А потом он заметил порхающую вокруг потолочного вентилятора пушинку.

Он замер.

Секунду смотрел на невесомый клочок, словно что-то вспоминая.

И вдруг его глаза предательски заблестели.

***

Толька заговорил — глухо, отстранённо. Словно газетную статью зачитывал, а не про себя.

— Я из Пролива, из Зеленоморска, — начал он, глядя в пол. — Там… порт. Большой. Всё нормально было. Жили как все.

Он запнулся, собираясь с мыслями. Пальцы нервно теребили край футболки.

— А дальше… — Толька замолчал, будто решая, стоит ли продолжать. Потом глубоко вздохнул и заговорил быстрее, словно хотел поскорее покончить с этим:

— Я в тот день школу прогулял, решил искупаться. Волнорезы, красиво. Порт недалеко, мама с папой там. Думал, обсохну и сразу домой, чтобы не спалили.

Толька ненадолго прервался. Переведя дыхание, продолжил, уже чуть громче:

— Купаюсь, смотрю — с неба яркое летит. Потом рвануло, оглушило, я упал, хорошо, что в воду. Поднимаюсь, а там…

Замолчав, он посмотрел в окно. Его глаза едва заметно блестели.

— Порт… Дым, огонь. Всё разнесло. Я туда, не соображал. Меня мужик схватил, в куртке. Нельзя, говорит. Я вырываюсь, да куда там — он сильный. Потом скорая, спасатели, стража городская. Он меня им сдал, а сам пропал.

Никита затаил дыхание. Бедный Толька. Так вот он почему такой…

— Потом — сирены, — продолжал Толька. — Готландия северную границу перешла. Меня из участка — сразу в эвакуацию, даже вещи забрать не дали. Я думал, наши отобьются, вернусь. А они не отбились.

Кто-то из девочек всхлипнул. Классручка тяжело вздохнула.

— Год почти болтался. — Толька сглотнул. — Наши на юг отступали, мы следом. Школы какие-то, приюты, потом вообще — в палатках или чистом поле. Ни помыться толком, ни поспать, жрать… есть нечего было. Кругом бардак, пацаны пропадали, девчата. Самого один раз чуть не увели. Садись, говорят, в машину, тут недалеко, покормят. Я чуть было… Голодный был, повёлся.

Замолчав, он резко тряхнул головой:

– Ну, короче.

Никита оглядел класс. Все молчали, явно сопереживая. Даже смешливый Лучик слушал серьёзно и по-взрослому.

— Под конец нас в Медвежий согнали, город такой на границе, — закончил рассказ Толька. — Там автовокзал. Старый, вонючий. Сказали ждать автобусов — мол, увезут. А не было никаких автобусов! Мэр на них семью с барахлом погрузил и сбежал, а нас бросил. Вот и сидели там, слушали, как всё ближе грохает. Потом дядя Петя меня нашёл и в Рубежье на машине забрал. А с теми, кто остался, не знаю…

— Толя, это ужасно, — покачала головой Марта Алексеевна. — Мы все тебе очень сочувствуем. Наверное, продолжать не стоит…

— Всё нормально! — Толька обвёл класс тяжёлым взглядом. — Пусть знают… Сегодня мы, завтра вы. Уроды, ненавижу!

Обеспокоенная Герда Альбертовна подбежала к Тольке и приобняла его за плечи, что-то тихонько говоря.

— Что вы сюсюкаете! — раздражённо отстранился Толька. — Надо было рассказать — я рассказал. И на вопросы отвечу. Лидия Сергеевна же просила.

— Хорошо, Толя, хорошо! — переглянувшись с психологом, засуетилась Марта Алексеевна. — Дети, задавайте вопросы. Только быстро и по существу.

Класс безмолвствовал — общаться с первым драчуном школы желающих не нашлось.

А Никите вдруг стало обидно и ужасно захотелось высказаться. В Готландии у папы двоюродная сестра: хохотушка тётя Фрида, души не чающая в племяннике. И вовсе она не урод.

Не вздумай, не связывайся! Оно тебе надо? Рамиль из 9-го «Б» до сих пор от Тольки шарахается. А он ведь ещё и в «Заставе»!

Но сейчас Никита нутром чуял, что молчать нельзя. Не потому, что герой, а просто… казалось, если не вмешаться, то бросишь Тольку в большой и страшной беде. Словно он тонет и надо протянуть ему руку.

— Толь. — Решившись, Никита поднялся. Сердце колотилось. Класс настороженно застыл.

— Но ведь не могут же все там быть плохими.

Вздрогнув, Толька невидяще уставился на Никиту.

Тут-то всё и началось.

***

Сжав кулаки так, что побелели костяшки, Толька двинулся к Никите. Забыв обо всём, он тяжело, хрипло дышал.

— Что ты сказал? — спросил он приближаясь. — Что сказал, повтори?

Выскочив в проход, Никита отступал, пока не упёрся лопатками в стенку.

— Толя, не надо! — вскочила Классручка. — Герда Альбертовна, позовите кого-нибудь! Мы не справимся!

Но было поздно.

Резко сократив дистанцию, Толька одним махом сшиб Никиту на пол, тут же усевшись сверху. Его лицо шло пунцовыми пятнами, руки мелко дрожали.

— Ты…

Скрипнув зубами, Толька отвесил Никите увесистую затрещину. В голове зазвенело, класс поплыл.

Извиваясь ужом, Никита пытался вывернуться, но Толька держал крепко. Рванув Никиту за грудки, он приблизил к нему перекошенное лицо.

— Они… они… — задыхаясь, выкрикнул Толька. — Там ад, песок плавился! Мама… папа… Как же так?

Из Толькиных глаз хлынули слёзы. Заскрежетав зубами, он больно ударил Никиту в плечо. Дверь распахнулась, в класс ворвался Денис Кротов, глава школьной ячейки «Заставы». Увидев происходящее, он застыл, его глаза округлились.

— Денис, помоги! — отчаянно крикнула Марта Алексеевна.

— Как?! — огрызнулся Денис. — Он же псих!

Снова удар, на этот раз в грудь. Толька уже не кричал — хрипел, словно его душили.

— Ты… Они… Ты….

Никиту он больше не видел — его остекленевший взгляд блуждал где-то далеко. Там, где рушились краны и стонал, чернея, горящий металл.

Где застывал уродливыми каплями песок, а накренившиеся корабли тяжело и страшно уходили на дно фарватера.

Где пылала, обугливаясь и крича, беззаботная Толькина юность.

Он занёс кулак, целясь прямо в лицо. Никита зажмурился. Сейчас, вот сейчас… Но тут кто-то легко, словно пушинку, рванул Тольку в сторону. Послышались крики и звуки отчаянной борьбы. Открыв глаза, Никита увидел физрука Виктора Егоровича Северова, оттащившего Тольку в угол и плотно вдавившего его в стену.

— Толя, Толя, — ловя дикий, блуждающий взгляд, монотонно повторял физрук. — Где ты находишься? Где находишься?

Достав телефон, он направил фонарик Тольке в глаза. Дрожащий, взмокший Толька не реагировал. Увидев Никиту, он снова яростно рванулся.

— Тихо! — Виктор Егорович встряхнул Тольку так, что клацнули зубы. — На меня смотреть. Ну!

Он сильно ткнул Тольку пальцем в лоб, оставив на пунцовой коже белое пятнышко.

— Дыши! Дыши, я сказал. Ч-чёрт…

Левой рукой он похлопал себя по карманам. Скривившись, рявкнул на Дениса:

— Что стоишь, чучело? Зажигалку дай.

Кивнув, Денис торопливо протянул зажигалку. Намертво сжав Толькино запястье, Северов чиркнул колёсиком.

— Виктор Егорович… — ахнула Герда Альбертовна.

Не обращая внимания, физрук поднёс к толькиной ладони зажигалку и быстро провёл по коже огоньком. Дёрнувшись, Толька обалдело сфокусировал взгляд и вдруг обмяк, словно проколотая надувная игрушка.

В классе повисла тишина. Утерев пот, Виктор Егорович медленно поднялся.

— Ну вы, ребята, даёте… А ты что рот разинул? — повернулся он к Денису. — Ты «Застава» или хвост собачий?

— А чего делать-то? — набычился Денис. — Он же контуженый!

— «Контуженый», — едко передразнил физрук. — У парня ПТСР, а ты элементарную помощь оказать не смог. Защитники, патриоты… Я зачем с вами, балбесами, после школы вожусь?

Покрасневший Денис не ответил. Медленно выдохнув, Виктор Егорович повернулся к Никите.

— Ты как? — участливо спросил он. – Живой?

Пощупав красное от удара ухо, Никита кивнул. Ушибленная грудь болела. На плече наливался синяк.

— Вы в своём уме? — тихо и недобро осведомился у Классручки физрук. — Парня перед классом расковырять, чтобы у него башню сорвало?

Губы Классручки задрожали. Всхлипнув, несчастная Марта Алексеевна выбежала из класса.

— Она ни при чём, — выдавила Герда Альбертовна. — Директива сверху… Лидия Сергеевна… Я была против…

— Вот и не надо было допускать! — взорвался Северов. — Заставь дурака богу молиться… Всё для галочки!

Он раздражённо покачал головой.

— Значит, так. Наумова в медпункт, Рыжова я провожу домой. С Лидией Сергеевной завтра пообщаемся. И если ещё раз…

Герда Альбертовна нервно кивнула. А Никита… Никита смотрел на скорчившегося в углу несчастного Тольку. И показалось вдруг, что Тольке стыдно.

А ещё горько.

И больно.

Да так, что отбитое плечо по сравнению с этим — сущая ерунда.